«У меня на потоке меньше 20 человек — это влияет на то, как нам преподают». Студентка 2 курса Василина Радькова — об изучении «Современной социальной теории» в Шанинке

— Был ли у тебя выбор, куда поступать? И почему ты в итоге выбрала Шанинку?

Был, был выбор. Мне нравилось, что в Шанинке будут маленькие группы — у меня сейчас на потоке меньше 20 человек. Это влияет на то, как нам преподают и как относятся. Мне нравится, что здесь больше науки и меньше статистики, чем могло быть на программе в другом вузе.


— А как вам преподают, что в этом необычного?

Мне кажется, я так себе и представляла университет. Когда на парах у нас бывают дискуссии, каждый участвует в них на том уровне, где ему есть что предложить обсуждению. Такого, что есть вещающая голова — и те, кто должен с ней соглашаться, исходя из её авторитета, нет. Авторитет формируется в ходе обсуждения.

Сейчас я даже стала остро реагировать внутри себя на те моменты, когда идёт обычная лекция, и преподаватель просто что-то рассказывает.

— Как ты хочешь применить потом своё образование? Заниматься теоретической наукой или какими-то прикладными исследованиями? Какое поле исследований тебя интересует?

Очень, очень сложный вопрос. В период учёбы, до 4-го курса, мне и нужно понять где и как. Хочется, конечно, сказать «Ну вот, наука, так здорово!». Но я пока в процессе осознания, смогу ли этим заниматься.

Мне очень нравится разбираться в чём-то, изучать. И что на первом курсе, что сейчас я чувствую, как наполняю свой бэкграунд, въезжаю в сферу. Мы даже пробуем уже что-то делать — написать работу самостоятельно, а не просто читать и запоминать.

— Одна из известных особенностей Шанинки — то, что обучение проходит в режиме дискуссии, совместной работы. По-твоему, это так?

Да, мне очень нравится этот процесс, когда ты выстраиваешь собственное суждение, можешь сформулировать свои аргументы. Например, мы читаем текст — казалось бы, всё кристально ясно написано, даже русским языком. Но когда сам пытаешься это осмыслить, задать вопросы к тексту, бывает очень сложно. Есть преподаватель, который не испытывает тех же затруднений, что и ты, но при этом он не предлагает свою истину в последней инстанции, а помогает твоему мыслительному процессу.

Бывает так, что он предлагает: «Представьте, вот вы Вебер, а вы Зомбарт — пожалуйста, поспорьте между собой!». Именно так, находя аргументы для своей позиции, можно осознать, что ты прочёл, что это значило.


— Какой второй язык ты выбрала для изучения и куда отправишься на языковую стажировку по окончании 2 курса?

Я выбрала французский. Выбирала так, чтобы потом мне это пригодилось в профессиональной деятельности: Дюркгейм, Бурдьё, Латур — почитаю когда-нибудь в оригинале. А под конец первого курса поняла: а немецкий в таком случае я когда выучу? Возможность есть, но ещё один язык в меня сейчас не поместится.

Нам предлагают четыре языка на выбор, и каждый студент едет на стажировку в ту страну, язык которой он изучает. Я поеду в французский город Виши — это двух- или трёхнедельная стажировка.

После 1-го курса мы, социологи, ездили в Университет Ковентри. А кто-то ездил в Манчестерский университет. Обычно первую половину дня мы там занимаемся — с нами работают преподаватели тех университетов, которые нас принимают. Вторую половину дня можно развлекать себя самостоятельно, съездить куда-нибудь. Примерно так же будет и на языковых стажировках. А потом ещё будут профессиональные, когда придёт время делать проект.

— Ты сказала, что поступала на социологию, потому что казалось, она тебе подходит. Изменилось ли что-то в твоём восприятии спустя год учёбы в Шанинке?

Не могу сказать, что у меня перевернулось представление, потому что в 17 лет не брала на себя смелость составлять представление о том, какой бывает социология, которое потом мне пришлось бы оспаривать или подтверждать. Скорее, это представление продолжает формироваться, что-то постепенно встаёт на свои места. Становится проще формулировать суждения на эту тему, потому что появляется язык и необходимые различения в том, чем могут заниматься социологи.

Социология становится более осязаемой, когда нам рассказывают, например, какие-то кейсы с полей. А с другой стороны — более текстоцентричной: я лучше понимаю, насколько важен научный текст и как можно с ним работать. Сейчас у нас есть отдельный курс академического письма, на английском.

Наука для меня стала больше про людей, которые ей занимаются. В том числе потому, что в Москве я могу встречать и общаться вживую с теми, кого раньше только читала в интернете.